一
Когда тело входит в стадию, когда неумолимо начинает разлагаться, то человека считают мёртвым. Все говорят о важности души, но никто не считает человека мёртвым, когда разлагаться она начинает раньше тела. Наверное душа не является показателем жизни? Или она не может умереть а приори, а потому никто и не верит в её разложение?

Один голос в пустой комнате сказал мне той ночью, что нет ни души, ни тела. Он сказал мне другой ночью ещё, двумя сутками позже, что этот мир наполнен теми, кто является никем, и тем, что является ничем. И что лишь когда это нико и ничто встретит смерть, родится настоящая жизнь, и никто станет кем-то, а ничто станет чем-то. Так сказал.

Но поскольку не было ни голоса, ни комнаты, я не воспринял всерьёз ни слова, ни тишину. Потому что так. И так было лучше. Так было спокойнее.

А потом вспомнил тех двоих девушек опять, и мне стало плохо. То есть, ещё же даже хуже, чем было. Если человек вспоминает что-то вдруг, то ему может стать хуже. А если не вспоминает, то может не стать. И вроде бы во внешней жизни ничего не меняется, но какая на деле происходит разница в отношении ко всему в мире. И этот мир вокруг, он же определяется нами. Не мыслями; может, даже и не действиями; а просто нами - как есть; каждый получает ту иллюзию, которую заслужил. И я искренне верю, что действия - не залог того. Мы можем получить всё, ничего не делая, а можем не получить ничего, прикладывая все усилия. Мы будем проклинать богов и самих себя, и от этого не скрыться. Да, восхвалять богов, когда они помогают; проклинать, когда они всё отбирают - природа человека, и я не хочу в это верить, но я так знаю. Мне не уйти от знаний так, как я могу уйти от веры. А потому верить - так восхитительно, ведь в любой момент я могу отказаться от этой веры. Но знания непоколебимы - их не может сломать ни одно слово и ни одна вера; и благодарю каждое приятное воспоминание, лелея над ним так, как лелеет мать над своим ребёнком, даже зная, что они бессмертны. Да,  верю, что они будут бессмертны даже когда я умру; но это лишь вера, и пытаюсь сохранить все их, ведя бесконечные записи, храня каждую вещь, с которой связано хоть что-то, о чём мне приятно думать.

Тело может разложиться, но информация разложиться не может; действия, которые мы сохранили и чувства, которые пережили разложиться не могут. Но мне так охота! Мне так охота переживать эти воспоминания о временах, когда я был счастлив, даже после смерти. Не осталось больше ничего, кроме них. Счастье мертво; навещаю могилу его в прямых лабиринтах воспоминаний; и я не в силах сделать что-то большее; не в силах воскресить счастье, выкопав его из могилы, как не в силах создать новое. Занавес.
 

二
Раз счастье мертво, хочу к нему; я верю, что мы встретимся там где-то, и оно примет с радостью того, кто навещает его могилу уже так много времени, скорбя и рыдая, уткнувшись в кенотаф, предаваясь приятным воспоминаниям. Его призрак навещает меня время от времени; быть может даже станется так, что это оно говорило мне теми ночами; зовя к себе. И я верю, что лишь то, что мертво, способно на вечную жизнь.

Так я решил стать призраком.

Да, я волен в любое мгновение принять любое решение,  но не волен в любое мгновение это решение исполнить. Чтобы стать призраком, мне нужно знать больше. Мне нужно знать как и когда. О, Боги, внемлите моему скромному желанию! Есть ли на свете более скромная просьба чем знание о том, как стать призраком? Да, это чудесно - ходить по местам, где хочешь остаться вечно; преследовать тех, кого не хочешь покидать; но я же не глупец, и мне нужна гарантия. Мне нужно знать, а вера может сыграть злую шутку, подобно паразиту заставив меня сделать то, что я не должен.

И исследовал и изучал; и провёл много часов, понимая, осознавая, разговаривая с собой и не только с собой; и много увидел и услышал многое тоже, а потом мне позвонила она, а я как будто забыл о ней до этого момента, насколько вообще можно забыть самого важного человека в своей жизни. И когда она позвонила, я забыл о том, что счастье мертво, и о том, что я хочу быть призраком; потому что это так, и так происходит всегда, когда она говорит со мной, но я-то знаю, что с её стороны это не так; и что когда я говорю с ней, это для неё совсем не то, что для меня, а я продолжаю верить, что дружба не может быть безответной. Дружба ведь не может быть односторонней, в отличии от любви? Я верю так.

И когда она позвонила, вспомнил, что хочу с ней быть всегда, и не хочу покидать её, и хочу целовать её, уставшую от меня, в щёку, когда она спит, слышать её голос, которым она всегда говорит, что я ненормальный; смотреть на её фирменное выражение удивления, которое она всегда показывает, сгибая обе руки и разводя их в стороны;
а потом понял, что этот звонок был два месяца назад, и это был последний звонок; и его я завершил, бросив трубку, потому что не хотел, чтобы она слышала, как я застонал и свернулся на полу из-за того, что от меня отрёкся кто-то последний живой, и кто-то последний из тех, кто был этим самым "кто-то".

И как и тогда, вспомнив теперь, я проклинаю эту жизнь, как будто она может быть проклята ещё больше. То. что я узнал, когда исследовал и изучал, было чудесно и восхитительно. Я узнал, что мне нужно выбрать место, где мой дух будет ходить после моей смерти; мне нужно выбрать людей, к которым мой дух будет приходить после моей смерти; мне нужно умереть, осознавая, как много ещё дел будут гнить, ожидая, пока их кто-нибудь сделают, но так и не дождутся, потому что я буду мёртв. И теперь мне стало всё равно, насколько это правда, потому что терять - нечего, но зато обрести - есть возможность, напротив, то, что станет для меня самым бесценным даром, который я получил за свою... жизнь? Жил ли я? Этот вопрос поставил точку. Лучше ли эрзац-жизнь, чем полноценная смерть?

三
Последний раз, когда я к ней пришёл, она посмотрела на меня какими-то растерянными чуть испуганными глазами, и моя улыбка сразу превратилась в смущённую ухмылку. Я не привязываюсь к людям; я привязываюсь к местам. Но она и её квартира - это единственное место, про которое не могу сказать наверняка. И когда я вдруг решил прийти, мне показалось достаточным оповестить об этом самого себя; места ведь не оповещают. А на её реакцию мне просто хотелось посмотреть. Просто хотелось проверить.

Когда автобус остановился на той улице, облака посинели, превратившись в какое-то подобие ядовитого дыма, и сказали: " ". А я не знал, что им ответить, кроме как "я вернулся". Да, тут всё по-другому, не как в городе, это место дальше от него, и ждало меня, мне так показалось, даже асфальт как будто ждал. Но ждал не так, как люди ждут дорогих им с дальней поездки; а ждал как ждёт безмянная могила кого-нибудь, кто остановится рядом и положит цветок; или просто обратит внимание; а я сначала и не заметил, что асфальт именно этого и ждёт, и просто прошёл дальше, как ходят по нему другие люди, не обращая внимания совсем. Но всё место - всё место было таким, что невозможно было объять своей тоской всё, что вызвало оно в воспоминаниях о временах, когда счастье жило в действиях, а не в умерших вещах.

Я не умею ходить в гости. Я купил печенье. Мне показалось, так делают иногда. И зашёл в прогнивший подъезд, дышащий смрадом смерти и разложения, и я испытал эйфорию, и она открыла железную дверь своей квартиры на четвёртом этаже, и я вошёл, и я увидел недоумение, я понял, что никогда она меня не ждала и никогда впредь не будет ждать; что это место меня хочет, но она сама хочет моей гибели; что когда она зовёт меня пройти в комнату, она схватила всё то, что действительно хотела сказать, ледяными руками своего интересного серого вещества, и вывернула наизнанку; что когда она сидит передо мной, подложив одну ногу под себя, а вторую поставив на стул, то смотрит в сторону или в пол, или в стену; или в потолок; а иногда и в окно или просто на свою коленку, но не в глаза, которые висят тут, в двух метрах от неё, только не туда; ах, великая матерь наша, чёрная владычица мрака! боже упаси, я не хочу в них смотреть; ах, зачем он пришёл; ах, почему он жив ещё; ах, мне не вывернуть ли обратно всё то, что я извернула, вынудив пригласить?

Спасибо тебе. Ты улыбаешься. Ты устала. И я всё равно люблю тебя. Я верю в нашу дружбу. Это - единственное, во что я верю. Ты даже выходишь проводить меня до остановки. Но я знаю, что ты больше никогда не будешь меня ждать. Но место будет. И это ужасно, ведь это место принадлежит тебе. Но лишь до тех пор, пока жива ты. Или пока жив я.

四
Для моего тела больше не было места; мне надо было пока найти место для моей души; и я бродил, проклиная себя за свои знания. Я знаю слишком много, чтобы уметь это использовать. Я знаю слишком много, но это не помогает; я - беспомощный бог, презирающий собственную  жизнь. Cлишком много учил вселенские, запрещённые, законы, те, что за гранью - да, по своей воле, но что в итоге дало это? Вокруг лишь те, кто не знает и десятой части того, что известно мне, но почему - они такие счастливые, наивные; обмануть их чтобы - достаточно одного взгляда, но зачем? Почему они улыбаются и удивляются почему так несчастен я? Ах, если обмануть их так легко, то почему не обменять у них свои знания на счастье?

Мне показалось так, а потом я решил иначе; потому что так; и так было легче. Потому что это был тот момент, когда всё равно. Хватит. Всё мертво. Все умерли вокруг, и потому на лицах у них улыбки. Мои воспоминания мертвы, и потому к ним так приятно возвращаться. Спасибо, Смерть! Я люблю тебя. Ты даёшь мне всё. Я знаю, что когда паду в твои объятья, то буду вечно счастлив с тем, что умерло здесь давно уже, и живо лишь для меня. И хоть и знания мои бесполезны здесь, они, я верю - но это пока вера одна лишь - пригодятся там; с другой стороны.

Ходил по местам, в которых любил;  вот место, где живёт та, которую я любил, и вот место, где я говорил с той, которую любил; сейчас здесь всё это покрыто густым слоем гуталина, в который могу нырнуть только я; все остальные - вне этих мест; и я тону, и рад бы утонуть там, но жизненная слабость вытягивает меня обратно; ждал слишком долго, и слишком долго боялся быть незваным гостем. Но извини, меня, Смерть, и скоро прими.

Я знаю, что как и сейчас - я обещаю - я буду возвращаться к той, кто для меня друг, и к той, которая воплощает собой вкус мазохизма. Знаю - им обеим плевать, но всё же - так. И как при жизни я прохожу мимо ваших домов, два моих милых ангела тьмы, смотря, горит ли свет в ваших окнах; щёлкая зажигалкой, надеясь, что вы поймёте, что это я, и может, что вам даже станет вдруг страшно - так будет при смерти, я клянусь.

В тот вечер я пришёл в свою смердящую квартиру, и увидел, что в ванной лежит моё гниющее тело.